ВЕРСИЯ ДЛЯ СЛАБОВИДЯЩИХ
«Мне в скучном мире жить не хочется»
Тимур Малкаров
учитель истории
О Великой французской революции, энциклопедиях «Аванты+», академической науке и научпопе
О Великой французской революции, энциклопедиях «Аванты+», академической науке и научпопе
В какую эпоху вы бы хотели жить и кем быть?

Эпоха, в которой хотелось бы оказаться, очень зависит от настроения в конкретную секунду. Бывает желание подвига, чего-нибудь героического и прекрасного, и тогда думается о звонких эпохах с большими войнами и яркими политическими событиями — типа Великой французской революции или мировых войн. А когда хочется выдохнуть, включаются эстетически интересные эпохи типа Венеции XIV—XV вв.еков, Северной Италии времён Борджиа и Сфорца.

А как историку какая вам эпоха интересна?

Область моих научных интересов — ХХ век: о нём я готов читать сложную, написанную трудным научным языком литературу. А есть области, которые вызывают юношеский восторг, интерес и желание читать про всякие интересные эпизоды, сюжеты и т. д. Для меня это Великая французская революция и плюс-минус вся Античность. Кто-то читает фантастику, для того чтобы расслабиться, а мне достаточно про Гая Юлия Цезаря или про Траяна почитать. Для меня это путешествие, которое ничем не уступает погружению в любой выдуманный мир. Это, кстати, занятная штука: чем лучше человек знает историю, тем труднее ему не видеть, что большая часть выдуманных миров — на самом деле творческое переосмысление и рекомбинация того, что уже было в прошлом. Даже если сам автор этого не осознаёт.

А какой ваш любимый исторический сериал?

Назвать нелюбимый сериал намного проще. Но если говорить о том, что мне понравилось, то это относительно недавно вышедший сериал про Медичи. Научную экспертизу и заключение на соответствие исторической действительности я выносить не готов, но с эстетической точки зрения и по попаданию в дух эпохи он вполне неплох. Я даже иногда рекомендую ученикам посмотреть что-то, чтобы погрузиться в контекст, но всегда даю ремарку, что это, конечно, фантазия. Она может быть ближе или дальше от исторических событий, но в любом случае выучить историю, посмотрев сериал, невозможно.
Когда вы поняли, что вам это интересно? Как у вас это началось — любовь к истории?

Я достаточно рано начал читать, и первая же книга, которую я проглотил, была энциклопедия «Аванты+» «История древнего мира». Я уже не помню, что я из этого извлёк и запомнил, но сам процесс чтения доставлял мне огромное удовольствие.

И вы довольно быстро поняли, что хотите заниматься историей профессионально?

Понятно, что ребёнок четырёх-пяти-шести лет не очень понимает, что такое профессионально. В один день он мечтает стать профессиональным футболистом, а в другой день — уже кем-то другим. Если говорить про момент, когда я всерьёз задумался о том, чем заниматься, и сделал какой-то выбор, то у меня не было душевного порыва ни в какую другую сторону, кроме истории. Когда мне было 15−16 лет, я чуть не смалодушничал. Я думал: история — это что-то из категории витания в облаках, а надо что-то практическое, работать в сфере, где вращаются большие деньги и где много влияния. Не знаю уж, пожалею ли я об этом через 10 или 20 лет, но в итоге я не ушёл с выбранного пути. И мне кажется, что не ошибся, потому что вряд ли смог бы заниматься чем-то с таким же удовольствием, как тем, чем я занимаюсь сейчас.
У вас есть академические цели?

Я учился в очень крутых университетах, у меня были прекрасные преподаватели, я очень им благодарен за всё. Но, к сожалению, сама университетская среда — и, на мой взгляд, это проблема интернациональная — бесконечно далека от народа. Что я имею в виду? Даже самые крутые научные монографии даже самых авторитетных исследователей обычно посвящены узким сюжетам, которые широкой публике неинтересны. Тираж среднестатистической серьёзной научной монографии будет очень небольшим и в основном разойдётся по библиотекам — до среднестатистического потребителя знаний таких книг дойдёт всего ничего. Мне не хотелось бы писать кандидатскую диссертацию с осознанием того, что едва ли это мне что-то даст, помимо корочки кандидата.

Действительно мне было бы интересно делать научно-популярный контент. Потому что я замечал в академической среде некоторое высокомерие в отношении «просвещения масс». Особенно в том, что касается ХХ века — это поле, на котором пасётся гигантское количество конспирологов, мастеров альтернативных исторических концепций и т. д. Я задавал некоторым преподавателям вопрос о том, почему с этим ничего не делается, и столкнулся с таким отношением через губу — мол, пускай они в своём болотце folk history бултыхаются, а мы тут занимаемся высокой наукой. Тот факт, что мы существуем в обществе, где подавляющее число людей просто не имеет времени и ресурсов, чтобы познакомиться с научными монографиями, к сожалению, многих из них вообще не заботит. А между тем средний уровень представлений об исторических сюжетах ужасен, и это вызывает тревогу. Речь даже не о разных точках зрения на дискуссионные вопросы, а о совершенно бредовых представлениях о простейших вещах. Поэтому мне научпоп ближе, чем академическая карьера.

Поэтому вы записали курс для нас, для «ГусьГуся»!

Да, например.

А когда вы поняли, что хотите преподавать?


На первом курсе я начал подрабатывать репетитором и с удивлением понял, что устаю от этой работы намного меньше, чем от любого другого труда. И дело не в том, что мне это просто даётся, а в том, что я получаю эмоциональную подпитку. С одной стороны, это натолкнуло меня на мысль о преподавании, а с другой стороны, исторический факультет классического университета хорош тем, что даёт попробовать и археологию, и работу в архиве, и источниковедение, и в школе поработать — короче говоря, такой дегустационный сет, из которого можно попробовать одно, другое, третье, четвёртое. Где-то ко второму-третьему курсу у меня практически не было сомнений в том, чем я хочу заниматься дальше. Во всяком случае, что должно быть в ядре и что на периферии.
О том, как соблюдать баланс между старым-добрым и лучшим-новым
О том, как соблюдать баланс между старым-добрым и лучшим-новым
У вас наверняка есть какая-то отрефлексированная программа вашего преподавательского метода. Можете основные её положения рассказать?

Мой подход к преподавательским методам не слишком современен. Мне кажется, что преподавание, если это действительно качественное и талантливое преподавание, очень скверно поддаётся разбивке на какой-то набор конкретных методов. Я думаю, что это скорее взрыв творческой энергии, который сложно свести к набору конкретных положений. Есть определённая задача — и есть вдохновение, которое потом облекается в материальную форму. Приведу пример вещи, которая родилась абсолютно спонтанно. Казалось бы, как можно сделать интересной контрольную работу по Первой мировой войне? Особенно для человека, которого этот сюжет не слишком волнует. Формат напрашивается самый обычный: какой-нибудь тест, некоторое количество вопросов на понимание — и всё, разошлись. Утром перед этой контрольной я слушал музыку. И вдруг вспомнил, что есть шведская группа Sabaton и у них только что вышел альбом, посвящённый Первой мировой войне. Там и метафора хорошая встречается, и какие-то особенности конфликта могут быть классно отражены. Тем же утром я сел, открыл гугл-документ и начал набрасывать, как эти задания могли бы выглядеть. В итоге у меня получилась контрольная работа, основой которой является стихотворный анализ песен «Сабатона». Я не исходил ни из каких принципов — я просто почувствовал, что это нужно сделать.

Впрочем, какие-то принципы всё же есть. Например, мне кажется, что должен быть баланс визуального и текстового содержания. Меня очень радует развитие технологий, благодаря которым я могу показать детям 3D-модель сооружения, уже не существующего. Или включить режим прогулки и пройтись по улицам давно не существующего города. С другой стороны, этот тренд в сторону практически полного вытеснения текста визуалом меня тревожит. Кто-то называет это преподаванием XXI века, а мне кажется это потворствованием деградации.
Почему?

Потому что, будем честны, визуальный контент намного легче воспринимается, и эндорфины выплёскиваются намного лучше, когда ты воспринимаешь что-то через зрительный канал. По сравнению с этой феерией текст выглядит как унылый серый кирпич пятиэтажки. Человек, который с детства оказывается в окружении таких ярких красок, перестаёт удивляться. Всё становится пресным, невкусным. Нужно, чтобы красок становилось всё больше и больше, чтобы они были всё ярче и ярче.

Это касается и качества визуального и игрового контента в школе. В индустрии игровых развлечений есть тенденция к упрощению. Я и мои сверстники играли во что-нибудь типа «Стронгхолда» — это достаточно сложная, с точки зрения современных детей, real-time strategy, где нужно много думать, планировать наперёд, размышлять и т. д. Сейчас игры такого жанра у детей непопулярны. Популярны яркие, с мультяшной графикой, доступные по первому клику и использующие кучу не совсем этичных, на мой взгляд, механик — типа механики кейсов и лутбоксов. Они устроены по тому же принципу, что и казино: происходит что-то яркое, и ты получаешь случайно выпадающую награду. То, что лет 10 или 15 назад могло быть развивающим, становится всё менее образовательным, всё меньше требует умственного напряжения. В этих условиях бедный несчастный текст, который и играм 10−20-летней давности однозначно проигрывал, выглядит совсем убого.

Проблема в том, что, если какой-то навык не тренируется, он просто исчезает. Внезапно оказывается, что по достижении определённого возраста необходим достаточно внушительный набор навыков, а в школе ребёнка учили образовательными тиктоками. И оказывается, что он выброшен в мир, к которому его вовсе не готовили. Поэтому мне кажется, что между старым-добрым и лучшим-новым нужен тщательно выверенный баланс. Я использую и одно, и другое, но уходить в сторону клиповости и чистой визуальности, мне кажется, не стоит. Дети это и так получают в достаточных количествах вне классной комнаты и вне образовательного процесса.
Ваши коллеги рассказывают, что у вас на уроках стратегические сражения в коридорах происходят.

Здесь я должен сделать реверанс в сторону Екатерины Никитичны Свешниковой, с которой мы начали эту историю и продолжаем вот уже четыре года. Друг без друга у нас ничего не получилось бы. Это такой микс из стратегической игры, ролевой словесной игры, где всё крепится на исторический скелет. Именно тут игровые механики, на мой взгляд, работают превосходно, и именно здесь они нужны.

Однажды мы решили организовать историческую поездку на Кипр и начали думать о том, как избежать обычного хождения от пункта к пункту: здесь была такая крепость, здесь сидел такой король. Я историю всегда любил, но из школьных исторических экскурсий не вынес почти ничего. И мы решили добавить в экскурсию игровой элемент — взяли исторический сюжет о Крестовом походе, в котором участвовал Ричард Львиное Сердце, и о борьбе за Кипр между разными сторонами.

Первая игра была суперпримитивной. У нас был остров и дети, вооружённые «мечами» из трубок для плавания, надетых на палки от швабр. Это была стратегическая ходилка, где они сражались в определённых точках, захватывая контроль над островом. А потом мы посидели, подумали и очень сильно обогатили игру другими механиками — связанными с дипломатией, разными тайными операциями с отравлениями, стратегическим планированием боевых действий. И когда ребёнок или подросток проживает эти события, когда для него точка на карте — не просто точка на карте, а город, который нужно сначала захватить штурмом, а потом защитить, то это действительно запоминается. Это позволяет очень круто прожить исторические события, и мотивация персонажей мировой истории становится намного понятнее.
Об арбузе, секире, теннисных мячах и высоких стандартах
Об арбузе, секире, теннисных мячах и высоких стандартах
Расскажите историю про арбуз и секиру.

Это была не секира, а алебарда. Я притащил в школу алебарду — конечно, не настоящую средневековую, а довольно качественную реплику. Если человек подержит её в руках минут пять, он поймёт, что в фильмах, где герои прыгают, размахивая алебардой и вращая ей вокруг головы, допускается некоторое искажение исторической реальности. Мне хотелось не только им это показать, но и дать попробовать, как это ощущается. Мы принесли арбузы и порубили их.

А недавно мы с шестиклассниками изучали средневековую Скандинавию, и я объяснял им, почему так важен щит. Все примерно представляют себе, насколько крутое оружие меч, а про щит не очень. Мы взяли щиты, взяли теннисные мячи, вышли на футбольное поле, и одни дети учились укрываться щитом, а другие бросали в них теннисные мячи. Это не просто забава — это способ пощупать историю, почувствовать её в своих руках.
Я задам раздражающий меня самого вопрос. А зачем? Зачем знать, как люди оборонялись 700 лет назад с помощью щита? Зачем знать про алебарду или понимать действия какого-нибудь Барбароссы?

Для меня история — это, с одной стороны, очень суровый экзаменатор, задающий достаточно высокий стандарт, которому трудно соответствовать, а с другой стороны — это источник утешения. Я точно знаю, что, как бы плохо мне ни было, бывает намного хуже — и всё равно можно бороться, всё равно это можно преодолеть. Поэтому история — колоссальный источник сил, наверное, вообще во всём.
Есть и практическое применение: мне намного проще воспринимать и объяснять себе какие-то процессы, происходящие в мире, вокруг меня. Сложно проанализировать события, которые нас окружают, если не натренирован навык сопоставления, выстраивания единой картинки. Понять причинно-следственные связи, изучая походы викингов, проще, чем понять причинно-следственные связи в современной общественной жизни. Если не потренироваться на чём-то более простом, к более трудной задаче едва ли стоит переходить. История учит анализировать, сопоставлять, выстраивать единую, цельную концепцию, черпая информацию из разных источников. Мало существует других дисциплин, которые могли бы тренировать навык понимания лучше, чем анализ исторических событий. Но есть и другое объяснение. Чёрт возьми, мне очень хотелось бы, чтобы в мире было больше интересных собеседников. Человек, не имеющий базового культурного уровня, может быть интересным собеседником только в сфере своих профильных интересов. А человеку, который обладает базовым уровнем представлений, например, об истории, будет намного интереснее слушать что-то, что углубляет и детализирует его картину мира. Важно, чтобы базовый исторический культурный уровень всё-таки выдерживался. Если этого не будет, то мы будем жить в довольно скучном мире. Мне в скучном мире жить не хочется.
О детстве, играх во дворе, дедушке и учителях
О детстве, играх во дворе, дедушке и учителях
А кем вы хотели быть в детстве?

Меня всегда завораживали парады, военная форма и тому подобные вещи. Мне нравились военные, нравились вооружённые силы. И в дворовых играх мне нравилось быть генералом, командовать, строить оборонительные сооружения. Вокруг школы были совершенно дикие кущи, и мы там строили базу, таскали туда луки и мечи, копали рвы здоровенные. Эту базу мы хотели превратить в свой замок. И я был лидером маленькой военной хунты в кустах рядом со 137-й школой
А кто, как вам кажется, на вас больше всего повлиял — родители, учителя, случайные знакомые?

Это, на самом деле, микс. На меня, безусловно, повлияли родители: я считаю, что очень многим им обязан. На меня очень сильно повлиял мой дедушка, учитель истории. На меня повлияли и мои школьные учителя истории: насколько я знаю, они до сих пор работают в гимназии 1514. Это Михаил Владимирович Левит и Александр Викторович Трунов. Уже проработав определённое количество лет учителем, вспоминая о том, что они делали, я испытываю восхищение и благодарность. Это выдающиеся специалисты, и я очень рад, что оказался именно у них. Маленькая деталь: когда мы учились, они готовили нам методички по истории ХХ века, и я эти методички аккуратненько сохранял, складывая в файлик. И сейчас я достаю эту папочку, готовясь уже к своим урокам, потому что не знаю методичек лучше.

Чему они вас научили такому, что вы спустя столько лет о них так говорите?

Они показали, как можно сделать историю интересной — даже для тех, кто историей не интересуется вообще. Как это сделать, не превращая урок в заигрывание и сюсюканье. Они никогда вокруг нас не вились, не плясали и не гладили слишком часто по головке. Но я до сих пор помню чувство несусветной гордости, когда Михаил Владимирович мне пожал руку. Мудрого человека трудно описать — можно просто почувствовать, человек мудрый или не мудрый. Общаясь со своим дедушкой и Михаилом Владимировичем, я понял, что такое мудрость. И теперь понимаю, как в её сторону двигаться.
О социальных навыках, хороших уроках и свежем взгляде
О социальных навыках, хороших уроках и свежем взгляде
Зачем нужна школа — и нужна ли она?

Да, школа нужна. Это до сих пор главный источник социализации, выстраивания связей с другими людьми, приобретения социальных навыков и т. д. В школе можно научиться дружить, научиться прощать и понимать, в школе ты можешь вырасти как человек. Обсуждение литературного произведения с репетитором или прослушивание лекций не даст такого же глубокого понимания или такой же палитры эмоций, как обсуждение в классе с другими детьми. Я считаю, что Мишель Фуко неправ и школа — это вовсе не тюрьма. В норме вещей школа — это штука, которая помогает личности вырасти и сформироваться.

Что для вас хороший урок, получившийся?


Это урок, с которого вышел, сделал выдох и понял, что это было очень круто. То есть в первую очередь это урок, от которого я испытал удовольствие.
А как понять, был ли он полезен?

Можно просто спросить учеников, вынесли ли они что-нибудь. Часто они без обиняков отвечают — здесь поняли, здесь не поняли, здесь забыли, здесь запомнили. Если брать более длинную дистанцию, то помогают разного рода контрольные работы или тесты. Контрольная свидетельствует скорее не о провале конкретного урока, а о том, что что-то было не так на более длительном участке.

А неудавшийся урок — это что?

Вариантов неудачного урока может быть очень много. Первый вариант — урок, на котором детям было совершенно неинтересно. Это иногда необходимо, но не должно становиться нормой. Второе — это увлекательный, но бесполезный урок. Ну и есть куча казусов, когда урок сорван.

А как вы готовитесь к урокам?

Когда у меня готово процентов 80, мне обязательно нужно поспать и провести следующий день на ногах. И потом вечером перед самим уроком я стараюсь посмотреть свежим взглядом. Кстати говоря, это то, чему я учу своих учеников, когда они работают над эссе.
О футболе, друзьях и стихах
О футболе, друзьях и стихах
А кроме работы что ещё есть в вашей жизни?

Мне очень повезло с друзьями: это источник сил и источник энергии. Ну и классический набор: люблю читать, стараюсь читать побольше на английском языке. Писать стихи у меня не очень получается, но я иногда и это делаю. Я люблю ходить на лекции и стабильно мониторю Timepad — узнать, что интересного происходит. А ещё люблю футбол: я могу сходить на матч, или по телевизору его посмотреть, или сам поиграть. Я вообще люблю спорт, люблю и заниматься спортом, и смотреть разные спортивные состязания.
О том, почему так важно беречь себя
О том, почему так важно беречь себя
Какие советы вы дадите начинающему учителю истории?

Тут важно сказать, что в сравнении с теми условиями, в которых работает учитель в какой-нибудь сельской школе или небольшом рабочем городке, мне очень повезло. И я не считаю себя полностью вправе ему что-то советовать, потому что он поставлен в существенно более тяжёлые условия. Но в целом я, наверное, посоветовал бы всем, кто первый раз приходит в школу, не мучить себя, если понимаешь, что это не твоё. Можно прийти с мечтами, которые разобьются в прах. Если ты понимаешь, что тебе это не нужно, что отклика нет, не нужно тянуть лямку. По счастью, мы живём не в XVII веке: найти себе место проще, а риск умереть с голоду на улице ниже.

Вторая рекомендация — беречь себя. Это действительно важно. Преподаватель, высушенный, замученный и уставший, даже если он полон благих намерений, немного пользы принесёт детям. И это тот совет, из-за которого я, наверное, переживаю больше всего, потому что могу себе представить учителя в каком-нибудь маленьком городке, у которого 2,5 ставки и свободного времени хватает только на то, чтобы прийти, лечь в кровать и отключиться. Но всё-таки нужно изыскивать возможности себя хоть немного беречь.

И третья штука — это, с одной стороны, не недооценивать детей, а с другой — не переоценивать. Что я имею в виду под недооценкой? Это представление о детях как о неоперившихся юнцах, которые ничего не могут самостоятельно. Это неправда — ещё как могут. С другой стороны, я не разделяю восторг коллег, которые говорят: какое прекрасное поколение — они уже лучше, чем мы! Им ещё предстоит это доказать. И ещё четвёртая штука — не фальшивить. Дети чувствуют фальшь за 10 тысяч километров.